13.07.2013, 15:45
kalinina
Зарегистрирован: 14.12.2012, 00:02 Сообщения: 7
|
Сообщение#7
Ни разу не перебила я рассказ мамы ни вопросом, ни словом сочувствия. Не хотела бередить боль, не забытую и через долгие годы. Я промолчала тогда, выслушав ее рассказ, но душа моя отвернулась от отца я не могла простить ему тяжкой обиды, нанесенной маме. Взрослая, я понимала, что можно разлюбить, можно изменить, но разве можно было допустить то, что допустил он в тот страшный вечер. А мама еще его и пожалела оставила ему ребенка. Какоето отчаянное великодушие, вернее, великодушие отчаяния. Или она еще надеялась. Жалкие слова, и жаль, что она поверила, не заставила отца выбирать тут же, немедленно. Только теперь, дожив до старости, способна я понять отца. Возможно, именно сейчас, за этими страницами, я прощаю ему обиду, нанесенную маме. Мать была горяча и горда, торопилась с отъездом. Мама захотела шотовые на прощание втроем. На этом снимке мать царственно хороша. Трагическая красота, какая бывает только в часы противостояния острому горю. В глазах ее, рабоыт и будто невидящих, застыло отчаяние. У отца жалкий, виноватый вид, он будто съежился, уменьшился в росте. А я, зажатая между их плечами, выгляжу обиженной и несчастной. Уезжала мама одна, без проводов, без прощаний, от меня тайно. Утром, проснувшись, увидела я в своей кроватке большого мишку. У него была симпатичная мордочка, и он блеял, как ягненок, когда его наклоняли. Под лапой у мишки была зажата плитка шоколада, на ленточке на шее висел конвертик с запиской.
|